— А если приблизиться к устью Амура? — спросил Боб.
— Боже нас сохрани! С грузом жира? Когда доподлинно известно, что входа в лиман нет? Кругом мели и такие песчаные пустыни, что в них высыхает целая река… Тут гибли все корабли… Это одно из самых таинственных мест на земле. Веселый Мертвец рассказывал, что без заклинаний нечего и думать идти к устью Амура. Я и так убил лишнего кита и нагрузил судно свыше возможности. А Остен, быть может, уже отбывает каторгу на рудниках Сибири… Едем, Боб! Я суеверен. Подальше отсюда… Я не хочу работать в шахте под землей… Сигнальте неграм, чтобы убирались с берега… Что будем делать, если еще пойдут киты?
— Шкипер разгладил свои пышные усы цвета зрелого колоса и, вскинув брови, расширил маленькие голубые глаза. Он был темен лицом, но румян. Этот румянец и светлые свежие усы на загорелом лице свидетельствовали о том, что он еще очень крепок и здоров.
— Двадцать тысяч фунтов стерлингов не шутка! Это богатство добыл я из Охотского моря… Богатое море! Когда я дома и сплю в шерстяных носках и в колпаке на мягкой кровати, а моя милая Эллен и дорогие дети подле меня… О! Мне тогда часто снится Охотское море… Море, полное зверей, кишащее зверями. Этот сон напоминает картинку из Библии. Всемирный потоп! Я просыпаюсь! Я с ужасом думаю, что мне снова предстоит идти в эту холодную страну за русскими китами… Сэр! — воскликнул Хэндли, ударяя по столу могучим кулаком. — Кто поверит, что такие мысли приходят в голову шкиперу китобоя?.. Молчите. Выпьем, Боб, и споем про старую веселую родину… А завтра в путь… Все наверх. Покинем эту холодную воду, и черт с ним, с Остеном! Пусть добирается как хочет или подохнет на этом песке вместе с гиляками…
Утром негры и гиляки заняты были меной, когда Боб, прибывший с судна, приказал возвращаться всем на борт.
В ожидании выдачи своих жен гиляки собрались на берегу. Гилячки, несколько осмелевшие за последнее время, пришли встречать своих сестер и подруг. Дети окружали их. Они с нетерпением ожидали возвращения своих матерей. Но гилячек не везли.
Появился Джо. На грязную работу всегда посылали его. За ним, с ружьем и пистолетами за поясом, шел Боб. Женщины посмеивались, глядя на негров и на рыжих. Старались тронуть их одежду. Матросы со смехом вдруг схватили жену Тыгена, красавицу Хивгук, и потащили в лодку.
— Эй, от борта! — крикнул из шлюпки Боб и выстрелил вверх.
Шлюпка сразу же отвалила. Джо и матросы налегли на весла.
Тыген был в отчаянии. Он кинулся к лодке. На корабле ставили паруса. Китобойное судно стало отходить. Гиляки поняли, что они жестоко обмануты. Их жен увозили. Дети плакали навзрыд.
В бессильной ярости гиляки тянули свои луки, но не могли добросить стрел… Они кинулись к лодкам.
«Нет, это не маньчжурская сампунка[166]! — подумал Чумбока, чувствуя свое бессилие. — Захотят — ударят из пушек и убьют всех сразу… Эти что захотят — добьются! С рыжими ничего не поделаешь! Они не боятся сразу убивать…»
Матросы с отходившего корабля молча угрожали концами линьков…
Тыген надеялся, что, быть может, жену его отпустят, высадят на мысе Коль. Но судно пошло прямо в глубь моря.
— Ведь бывало же, что женщины возвращались, — восклицал Тятих, — оборванные и голодные, но приходили по берегу!
Гиляки еще не теряли надежды.
А в это время шкипер кидался на Боба с кулаками, грозя выбросить его вместе с гилячками за борт. Он немного успокоился, лишь когда Боб сказал, что можно продать гилячек в китайском порту в публичный дом или малайцам в рабство, а деньги всегда пригодятся.
Глава сорок первая
РИСОВЫЙ АМБАР
Тыген переменил имя. Теперь его зовут Питкен. Шаман рода Ньегофин сказал, что жизнь с новым именем пойдет по-новому. Питкен тосковал по Хивгук и не терял надежды найти ее. Кто бы ни ехал зимой по льдам моря, гиляки узнавали, не слышно ли, не проходил ли где-нибудь по осени корабль и не высадил ли женщин-гилячек, захваченных на острове Удд.
Прошла зима.
Питкен и Чумбока переселились с острова Удд в деревню Иски. Но они по-прежнему промышляют на острове. Есть две деревни Иски. Летняя — на косе, а зимняя — на материке, на другой стороне залива, у леса, у сопок, скрывающих от ветра. Тут тише и спокойней. И можно убежать в лес в случае беды. На море часто ходят суда.
Весной в залив Иски, к деревне на косе Иски, куда в свои летние жилища уже перешли гиляки с материка, пришла большая лодка с парусом. С дорогим белым парусом из материи, а не из рыбьих шкур. Поэтому сначала все подумали, что идет китобойная шлюпка с рыжими. Но оказалось — настоящая нивхская лодка, и очень большая. Вся завалена шкурами, обтянутыми кожей.
Из деревни Коль пришел Позь, с головой как в мохнатой саже, с лицом широким, как медная сковородка. Он обнимал и целовал всех по очереди. Позь — лучший, самый смелый охотник, пройдет повсюду — по реке, по морям и горам, знает все края и все народы. Он рассказчик, он мореход, купец, переводчик. Он кузнец, умеет делать оружие.
— А ты меня помнишь? — спросил Чумбока.
— Сын Ла? Я был у вас на Мангму. Прошло пять зим.
— Да, когда ты шел с Алешкой, вез товар к маньчжурам.
Позь знал, что в Иски живет беглец с Амура. Он Чумбоку знал. Когда ели сырое мясо белухи и талу из рыбы со свежей черемшой и ягодой и заедали лепешками из привезенной Позем муки, он рассказал искайским гилякам, что на этот раз идет торговать на южную оконечность Сахалина, куда приходят японские торговцы и рыбопромышленники. Может быть, Позь пойдет за второе море на японский остров.
— Двух человек из вашей деревни я мог бы взять с собой. Один родич мой заболел, я оставил его по дороге. Он вернется на Коль.
В команде Позя не хватало одного, но он согласен был взять двух. Так Чумбока и Питкен отправились в теплые края. Они взяли с собой соболей, рыбий хрящ и орлиные хвосты.
«Что за теплая земля? — размышлял Чумбока. — Никогда не был я в такой стране. Я жил только там, где сильные морозы».
Чумбока желал видеть бородатых айнов и жителей теплой страны — японцев, которые, по рассказам, приходят к айнам из-за моря торговать, ловить рыбу у их берегов.
Чумбока решил сделать все, что в его силах, и обязательно помочь своему другу Питкену в его торговом путешествии и в поисках Хивгук.
— Где пресная вода, — рассказывал Позь, — китобой ходить не может — мелко. Тут кругом мели, только две канавки есть, но их никто не знает. Рыжий пойдет-пойдет, потом на песок сядет, и дальше не может и обратно не может. Вот тогда на них нападают жители Хлаймифа из разбойничьих деревень.
За узким проливом море бескрайной зеленой равниной раскинулось во все стороны под высочайшим голубым небом с редкими-редкими облаками.
«Такого моря я никогда не видел! — с восторгом подумал Чумбока. — Это теплое море!»
Над морем громоздились серые и белые скалы Сахалина в зелени березовых и хвойных лесов. Сначала скалы эти были как кони, скачущие по зеленым склонам на вершину, потом они стали расти, выситься над морем; по высоким крутым горам потянулся светлый каменный гребень.
«Зеленая вода, прозрачная, — думал Чумбока, сидя на корме и держа рукой ременную веревку от паруса. — Волны не такие, как на Мангму, — широкие, длинные, а без пены».
Лодка, клонясь на сторону, медленно подымалась на тяжелую зеленую волну, и все выше и выше открывалось вокруг море.
«Пены нет — значит, это еще маленькая волна. Какая же волна будет, если гребень запенится? Подумать страшно! — размышлял гольд[167]. — Только когда к берегу эта вода подбегает, чуть-чуть пенится в вершине…»
В волне закипало множество мельчайших пузырьков, раздавалось зловещее шипение, ввысь с плеском вырывался белый гребень, до сих пор скрытый; волна вдруг с грохотом неслась на берег, разливаясь, затопляла песок и с силой ударялась в белые скалы.
А в светлой, глубоко прозрачной воде видны на дне моря поля морской капусты. Как огромные зеленые языки, или как луковицы, разрезанные на доли, или как пласты корья… Глубоко, а хорошо видно. Большая волна их чуть покачивает — значит, в глубине тихо.
— И вода не та, что у нас, — зеленая, и камень белый на берегу и на дне, и волны широкие — можно целую деревню, как на сопку, на одну волну посадить со всеми лодками.
— Тепло! Теплый край близко! А дальше — теплые моря…
Чумбоке хотелось съездить в теплый край. Он чувствовал, что где-то там, за этими зелеными волнами, по-настоящему теплые страны, другие леса, другие плоды, звери…
Он слышал, что на юге острова тепло. Правда, японских торгашей все ругают. Чумбоке казалось, что не могут японцы, люди из теплой страны, быть такими злыми, как маньчжурские купцы или как негры и американы.
А скалы белые, и кудрявые зеленые леса над ними… Зеленые шапки, высокие, под самые облака, стоят над морем, и на них — белые обрывы.
